Дорогами мечты: «Алые паруса» Грина стали основой для более 20 экранизаций и сценических постановок

23 августа 2025 года исполнилось 145 лет со дня рождения писателя Александра Грина. Мы продолжаем проект «Дорогами мечты», посвященный этому представителю Серебряного века.

Свою самую знаменитую повесть «Алые паруса» (12+) Грин начал писать в 1916 году. Шесть лет работы над книгой пришлись на время хаоса и кровопролития – на революцию и Гражданскую войну. В результате появилась повесть, название которой со временем стало популярнее и сюжета, и его автора.

Первоначально повесть называлась «Красные паруса». Рукопись путешествовала вместе с автором в его походном рюкзаке во время службы в Красной армии и в тифозном лазарете. «Близость ее чем-то согревала мою душу, – вспомнит писатель через годы, – словно паутинкой неразорвавшейся связи со светлым миром мечты».

Толчком ко всем известному сюжету стала витрина лавки игрушек на Невском проспекте, где писатель увидел ловко сделанный кораблик с шелковым белым парусом. Следующим озарением стал момент, когда Грин на закате увидел морской парус красным, и в нем почудилось писателю какое-то особое «алое ликование». Позже он отказался от красного цвета в названии. Это произошло тогда, когда он стал синонимом оглушительных революционных перемен. «Надо оговориться, что, любя красный цвет, я исключаю из моего цветного пристрастия его политическое, вернее – сектантское значение», – писал Александр Грин.

Заканчивал он свою феерию в Доме искусств, куда попал по протекции Горького. Писать приходилось на листах из гроссбухов, которые Грин брал в помещении бывшего банка. Первым слушателем «Алых парусов» стал писатель Михаил Слонимский, которому Александр Степанович читал повесть срывающимся от волнения голосом.

В начале декабря 1920 года на литературном вечере он прочел главы своих «Парусишек» – так в шутку называл Грин свою повесть. Чтение завершилось шквалом аплодисментов. Максиму Горькому особенно понравилась финальная сцена, когда из-за горизонта появляется корабль с алыми парусами.

И все-таки прошло еще полтора года до первой публикации. В майском номере петроградской газеты «Вечерний телеграф» за 1922 год в разделе «Литературное приложение» вышла одна из глав повести «Алые паруса» под названием «Грэй». Перед этим редактор Эдгар Арнольди отправился домой к Александру Грину. Его встретил высокий худой человек с лицом, «изрядно исцарапанным жизнью», назвав себя «беллетрист Грин». Переданная рукопись восхитила журналиста своей непохожестью на то, что тогда печаталось.

Арнольди подметил главную особенность «Алых парусов»: «Мечта осуществляется не волею таинственного рока, а необычайно просто и правдоподобно, люди сами, своими руками создают судьбу – другим и себе!»

Журнальная публикация заканчивалась тем, как главный герой Грэй, юноша из богатой семьи, тайно отдает служанке содержимое своей копилки, чтобы та смогла сыграть свадьбу с конюхом.

Еще через полгода Грин получил письмо из издательства «Френкель» о том, что принято решение о печатании повести «Алые паруса». В конце концов книга объемом в 141 страницу вышла в Ленинграде в 1923 году.

Повесть-феерия изначально задумывалась писателем как роман в романе. Центральным героем был писатель Гирам, которому друг по имени Мас-Туэль рассказывает романтическую историю капитана и девушки. Позже Грин изъял из основного сюжета эту линию. Изменил он также и место действия – перенес своих героев из Петербурга в неведомую страну, в небольшой приморский городок Каперна, упоминается также находящийся по соседству город Лисс.

Имя главного героя капитана Грэя было выбрано среди персонажей «Острова сокровищ» Стивенсона (6+), одного из любимых авторов Грина, о чем известно из воспоминаний его жены. А вот происхождение имени Ассоль имеет несколько вариантов. Прежде всего, соотносят это имя с переводом с испанского созвучия – «al sol», что значит «к солнцу». Есть мнение, что имя Ассоль имеет скандинавское происхождение и происходит от скандинавских слов «Ás» (бог) и «ól» (молитва).

«Божественное» происхождении имени замечают и другие интерпретаторы, находя в нем библейские корни, так как оно созвучно именам Ветхого Завета Рахиль, Суламифь, Абигаль, Исфирь. Кстати, Грин использовал это женское имя и до «Алых парусов» – в рассказе «Вокруг света» (1916) и в рассказе «Враги» (1917) (оба 12+). По-видимому, звучание имени Ассоль привлекло писателя потому, что было «странным, однотонным, музыкальным, как свист стрелы или шум морской раковины».

Все эти рассуждения появились гораздо позднее – тогда, когда сама повесть стала легендой. В конце концов и самому писателю стали интересны истоки. Он вспоминал, что в восьмилетнем возрасте прочитал книгу русского писателя Николая Вагнера «Сказки Кота Мурлыки» (6+). Сборник Вагнера в конце XIX – начале XX вв. переиздавали очень часто и огромными тиражами, а самого писателя называли русским Андерсеном. Его сказки наполнены философским смыслом. Они были не совсем детскими, однако оказали существенное влияние на многих писателей. Например, Аркадий Голиков взял свой псевдоним Гайдар под влиянием «Сказки о принце Гайдаре» (6+).

У Грина любимой сказкой Николая Вагнера была «Мила и Нолли», и он на всю жизнь затосковал о такой любви, которая соединила в этом произведении два нежных сердца.

«Это был первый цветок в венке событий, о которых я тогда не знал… Это было как слова Эгля для маленькой Ассоль», – признавался Грин. И удивительное совпадение – «Алые паруса» появились в тот момент, когда в жизнь писателя вошла как раз такая любовь. Ему было тогда 40 лет. Повесть-феерию он посвятил своей жене Нине Грин. Посвящение датировано 23 октября 1922 года – днем рождения Нины Николаевны.

Алые паруса

Отец и мать Грэя были надменные невольники своего положения, богатства и законов того общества, по отношению к которому могли говорить «мы». Часть их души, занятая галереей предков, мало достойна изображения, другая часть – воображаемое продолжение галереи – начиналась маленьким Грэем, обреченным по известному, заранее составленному плану прожить жизнь и умереть так, чтобы его портрет мог быть повешен на стене без ущерба фамильной чести. В этом плане была допущена небольшая ошибка: Артур Грэй родился с живой душой, совершенно не склонной продолжать линию фамильного начертания.

Эта живость, эта совершенная извращенность мальчика начала сказываться на восьмом году его жизни; тип рыцаря причудливых впечатлений, искателя и чудотворца, т. е. человека, взявшего из бесчисленного разнообразия ролей жизни самую опасную и трогательную – роль провидения, намечался в Грэе еще тогда, когда, приставив к стене стул, чтобы достать картину, изображавшую распятие, он вынул гвозди из окровавленных рук Христа, т. е. попросту замазал их голубой краской, похищенной у маляра. В таком виде он находил картину более сносной. Увлеченный своеобразным занятием, он начал уже замазывать и ноги распятого, но был застигнут отцом. Старик снял мальчика со стула за уши и спросил:

– Мне все равно, – сказал Грэй. – Я не могу допустить, чтобы при мне торчали из рук гвозди и текла кровь. Я этого не хочу.

В ответе сына Лионель Грэй, скрыв под усами улыбку, узнал себя и не наложил наказания.

Грэй неутомимо изучал замок, делая поразительные открытия. Так, на чердаке он нашел стальной рыцарский хлам, книги, переплетенные в железо и кожу, истлевшие одежды и полчища голубей. В погребе, где хранилось вино, он получил интересные сведения относительно лафита, мадеры, хереса. Здесь, в мутном свете остроконечных окон, придавленных косыми треугольниками каменных сводов, стояли маленькие и большие бочки; самая большая, в форме плоского круга, занимала всю поперечную стену погреба, столетний темный дуб бочки лоснился как отшлифованный. В одном месте было зарыто две бочки лучшего Аликанте, какое существовало во время Кромвеля, и погребщик, указывая Грэю на пустой угол, не упускал случая повторить историю знаменитой могилы, в которой лежал мертвец, более живой, чем стая фокстерьеров. Начиная рассказ, рассказчик не забывал попробовать, действует ли кран большой бочки, и отходил от него, видимо, с облегченным сердцем, так как невольные слезы чересчур крепкой радости блестели в его повеселевших глазах.

– Ну вот что, – говорил Польдишок Грэю, усаживаясь на пустой ящик и набивая острый нос табаком, – видишь ты это место? Там лежит такое вино, за которое не один пьяница дал бы согласие вырезать себе язык, если бы ему позволили хватить небольшой стаканчик. В каждой бочке сто литров вещества, взрывающего душу и превращающего тело в неподвижное тесто. Его цвет темнее вишни, и оно не потечет из бутылки. Оно густо, как хорошие сливки. Оно заключено в бочки черного дерева, крепкого, как железо. На них двойные обручи красной меди. На обручах латинская надпись: «Меня выпьет Грэй, когда будет в раю». Эта надпись толковалась так пространно и разноречиво, что твой прадедушка, высокородный Симеон Грэй, построил дачу, назвал ее «Рай», и думал таким образом согласить загадочное изречение с действительностью путем невинного остроумия. Но что ты думаешь? Он умер, как только начали сбивать обручи, от разрыва сердца, – так волновался лакомый старичок. С тех пор бочку эту не трогают. Возникло убеждение, что драгоценное вино принесет несчастье. В самом деле, такой загадки не задавал египетский сфинкс. Правда, он спросил одного мудреца: – «Съем ли я тебя, как съедаю всех? Скажи правду, останешься жив», но и то, по зрелом размышлении…

– Кажется, опять каплет из крана, – перебивал сам себя Польдишок, косвенными шагами устремляясь в угол, где, укрепив кран, возвращался с открытым, светлым лицом. – Да. Хорошо рассудив, а главное, не торопясь, мудрец мог бы сказать сфинксу: «Пойдем, братец, выпьем, и ты забудешь об этих глупостях». «Меня выпьет Грэй, когда будет в раю!» Как понять? Выпьет, когда умрет, что ли? Странно. Следовательно, он святой, следовательно, он не пьет ни вина, ни простой водки. Допустим, что «рай» означает счастье. Но раз так поставлен вопрос, всякое счастье утратит половину своих блестящих перышек, когда счастливец искренно спросит себя: рай ли оно? Вот то-то и штука. Чтобы с легким сердцем напиться из такой бочки и смеяться, мой мальчик, хорошо смеяться, нужно одной ногой стоять на земле, другой – на небе. Есть еще третье предположение: что когда-нибудь Грэй допьется до блаженно-райского состояния и дерзко опустошит бочечку. Но это, мальчик, было бы не исполнение предсказания, а трактирный дебош.

Убедившись еще раз в исправном состоянии крана большой бочки, Польдишок сосредоточенно и мрачно заканчивал:

– Эти бочки привез в 1793 году твой предок, Джон Грэй, из Лиссабона, на корабле «Бигль»; за вино было уплачено две тысячи золотых пиастров. Надпись на бочках сделана оружейным мастером Вениамином Эльяном из Пондишери. Бочки погружены в грунт на шесть футов и засыпаны золой из виноградных стеблей. Этого вина никто не пил, не пробовал и не будет пробовать.

– Я выпью его, – сказал однажды Грэй, топнув ногой.

– Вот храбрый молодой человек! – заметил Польдишок. – Ты выпьешь его в раю?

– Конечно. Вот рай!.. Он у меня, видишь? – Грэй тихо засмеялся, раскрыв свою маленькую руку. Нежная, но твердых очертаний ладонь озарилась солнцем, и мальчик сжал пальцы в кулак. – Вот он, здесь!.. То тут, то опять нет…

Говоря это, он то раскрывал, то сжимал руку и наконец, довольный своей шуткой, выбежал, опередив Польдишока, по мрачной лестнице в коридор нижнего этажа

Живое наследие Грина

Три фильма, один сериал, пять мультфильмов, четыре балета и 15 мюзиклов – столько обращений к сюжету повести «Алые паруса» насчитывается на сегодняшний день.

Классической экранизацией считается советский художественный фильм 1961 года в постановке Александра Птушко. Первая киноверсия повести-феерии собрала в прокате 22 млн зрителей, став одним из лидеров советского проката. Самой поздней экранизацией по времени стал совместный франко-итало-германский фильм «Алые паруса» режиссера Пьетро Марчелло (12+), вышедший на экран 7 марта 2022 года. Между ними поместим чешский кинофильм 2001 года «Nachové plachty» («Пурпурные паруса» (12+) – вольная адаптация сюжета режиссерами Форманом и Янеком, также украинский телесериал «Правдивая история об Алых парусах» 2010 года (12+), в котором снимались российские актеры Юрий Стоянов, Александр Баширов, Альберт Филозов.

На съемках произошла одна красивая история. Василий Лановой, игравший роль Грэя, уговорил режиссера снимать заход парусника не в Коктебеле, как планировалось, а в Ялте, где отдыхала его жена Тамара. Он буквально повторил интригу повести. Когда на берег высыпал почти весь город, а парусник, полный алых парусов, причалил, с него сошел Лановой с букетом для своей Ассоль.