Он открылся двумя возобновленными спектаклями Евгения Панфилова, вошедшими в золотой фонд наследия хореографа – «Восемь русских песен» (12+) и «БлокАда» (12+), задав фестивалю планку, которой соответствовать совсем не просто.
Среди публики оказалось довольно много зрителей, видевших эти постановки при жизни автора – и не раз. В зале собрались в основном те, кто так и или иначе был рядом, те, кто с ним начинал еще со времен «Импульса», студенческого коллектива, то есть, задолго до звездного периода. Перед началом первого спектакля – «Восемь русских песен» (Первая премия международного хореографического конкурса Prix Volinine (1993г., Париж; 16+) зал ощутимо напрягся от неизбежного сравнения и только к четвертой песне (исполнение Ивана Суржикова) начал чуть выдыхать. Танец был точно такой же, как при Панфилове – яркий, тщательно выстроенный, наполненный, вихреобразный, семантически и эмоционально заряженный. Разве что приправленный толикой ностальгии. Все панфиловские фишки – воздушные поддержки, легчайшие прыжки, фиксированные парные комбинации, резкие подъемы-падения-повороты были исполнены с каллиграфической точностью. Копия со всеми признаками ритуальности и даже сакральности, без которых не обходилось ни одно сценическое высказывание Панфилова, гипнотизировала, завораживала, меняла зрительскую оптику с пометками «тогда» и «сейчас».
«Восемь русских песен» (премьера состоялась в 1992-м), эта парадоксальная попытка с помощью русских песен если не проникнуть, то прикоснуться к той самой загадочной русской душе, была, по сути, объяснением в любви. В этих песнях туго переплетены залихватское веселье и глухое отчаянье, вековое смирение и непокорность буйной головушки, тончайшее лирическое и мощное эпическое начала. «Титульно-экспортная» тема «Песен» обернулась пронзительным криком, который в полной мере дошел до нас лишь сейчас, через время. Если не всматриваться в лица и не придираться, то на сцене каким-то образом возник настоящий «клон» панфиловской труппы 90-х, вместе с которой хореограф получил признание, собственную нишу и статус государственного театра. Казалось, та, первая панфиловская труппа могла выразить все, что он задумал, и это подтверждали многочисленные награды на Всероссийских и международных конкурсах.
Но, видимо, бьющие пружинящей энергией «Восемь русских песен» были только началом. Когда стал разворачиваться хореографический рисунок «БлокАды» (18+) и зазвучала Седьмая симфония Шостаковича, по залу Дома молодежи словно прошелестел ветерок. «БлокАда», последний спектакль Панфилова, премьера которого состоялась в 2002-м – незадолго до гибели автора, стала его посланием и завещанием. Тогда, в относительно благополучном 2002-м, спектакль казался данью памяти, реквиемом, мемориалом. Теперь, двадцать три года спустя, стало ясно, что он был пророчеством. И этот выкрик «Ахтунг! Ахтунг!..», который раздается ближе к финалу, наконец, стал понятен. А простые, обычные люди, вывезшие на своих плечах ту страшную далекую войну, на самом деле предстали людьми будущего, то есть, нашими современниками…
Второй фестивальный день был отдам гостям. Челябинский театр современного танца под руководством Ольги Поны показал премьеру спектакля «Письма. Упражнения в искренности» (16+), Казанский камерный балет «Пантера» – постановку «Шахта» (16+). Театр Ольги Поны возник примерно в то же время, что и панфиловский. Татьяна Баганова («Провинциальные танцы») из Екатеринбурга и Ольга Пона из Челябинска вслед за Панфиловым разрабатывали язык contemporary dance, став первопроходцами жанра в России последней четверти ХХ века. Десятилетия железного занавеса сделали свое дело, так что современный танец в нашей стране, по сути, начинался с нуля, и переоценить то, что сделал Панфилов, просто невозможно.
Об этом говорила в своей лекции «Евгений Панфилов: опережая время» музыкальный критик Лариса Барыкина, программный директор фестиваля, ведущий российский эксперт в области современного танца, арт-директор международного фестиваля «На грани». Во многом благодаря ей фестиваль смог состояться именно в таком формате. Идеи Панфилова, его хореографические открытия, радикальность художественного метода и сейчас влияют на процессы contemporary dance.
Кульминацией фестиваля стал его третий день – театр «Балет Евгения Панфилова» представил премьеру «Поэма странствий» (12+) в постановке македонского хореографа Игорчо Кирова.
Игорчо Киров окончил Македонскую школу балета в Скопье и Голландскую академию танца в Роттердаме. В 2006-м был удостоен приза «Самый талантливый молодой хореограф» на международном конкурсе в Нагое. Киров ставит и сотрудничает с самыми разными танцевальными компаниями – Македонским национальным балетом, хорватскими национальными балетными компаниями в Сплите и Риеке, Dellatre Dance Company (Майнц, Германия), Государственным театром Клагенфурта (Австрия), Национальной оперой Бордо (Франция), Балетом Орландо (США) и др. В 2007-м он создал собственную труппу Kirov Dance Company, с которой получил несколько международных наград.
Почему именно Игорчо Киров, понятно. Как и Евгения Панфилова когда-то, Кирова прежде всего занимает воплощение актуальной философской концепции через пластический дискурс. Отказываясь от линейного развития сюжета, работая с символами, нарративами и культурными кодами, он пытается выразить время через взаимодействие идей и философских категорий. Работая в разной эстетике, используя разную хореографическую лексику, два художника совпадают в главном – поиске смыслов, аналитическом отражении времени, исследовании картины мира.
Спектакль «Поэма странствий» на музыку «Реквиема» Моцарта состоит из трех частей и довольно подробно перекликается с «Божественной комедией» (16+) Данте, выводя на сцену его притчево-канонических персонажей – Данте (Руслан Ильзигитов), Вергилия (Павел Васькин), Беатриче (Елизавета Чернова), Паоло (Дмитрий Кулемин), Франческу (Анастасия Бердникова), Плутоса (Денис Карнаухов). На заднике (сценография и световая партитура Игорчо Кирова) – почти классическая пурпурно-черная символика Ада в форме наложенных друг на друга квадратов, символизирующих вспыхивающие «доменные печи» преисподней.
Поэт не сразу спускается в Ад; как и положено, он должен сделать выбор. Раздираемый противоречиями, его внутренний мир передан «веерными» массовыми сценами безлико-бесполых существ в черных одеждах, напоминающих то ли камзолы, то ли крылья летучей мыши (художник по костюмам – Татьяна Гладких). Точно и тщательно выстроенные массовые сцены – одно из главных достоинств спектакля. В зависимости от нравственного выбора героя, «функции» демонических сущностей резко меняют свой вектор.
Впрочем, не нужно образы этого видеоряда воспринимать так буквально. Сделав темой постановки трансцендентное путешествие героя, путешествие, выходящее за рамки обыденности в метафизический мир, хореограф, тем не менее, рассуждает о таких ключевых жизненных вопросах, как поиск высшего смысла и «Высшего Я». Часто упоминаемая сегодня по разным поводам концепция «Высшего Я», существующая в рамках психологических, философских и духовных учений, представлена в виде неизбежности трансформаций, которые претерпевает человек на протяжении всего жизненного пути.
Человеческие заблуждения, пороки, периоды отчаяния и упадка, падения, депрессии, тупики, аскетично-условно выписанные оригинальной хореографической лексикой и зарифмованные в спектакле с движением через Ад и Чистилище Данте – это и есть, по Кирову, неизбежная трансформация.
И когда в дверном проеме перед Героем, наконец, возникает она, Беатриче, как символ высшего смысла, божественной любви и света, этот свет начинает буквально бить в зал. Сольный танец Героя, обретшего счастье в просветлении и единении с богом, а затем дуэт с Беатриче – самые эффектные и пронзительные сцены спектакля. С этим можно только поздравить Елизавету Чернову и Руслана Ильзигитова, танцевавших ведущие партии. Гимн любви и света, исполненный этим дуэтом в финале, стал «восклицательным многоточием» фестиваля, который не может не требовать продолжения.
