Вспоминая «Веру Фигнер»: 91-летняя ленинградка Трубникова так и осталась с детства в эвакуации в чернушинском Тауше

Восемьдесят лет назад покоящийся ныне на дне Сылвы пермский пароход «Вера Фигнер» выполнил особый рейс.

Первая военная навигация подошла к концу. Пора бы в затон – на зимовку. Но тут поступил приказ: срочно доставить пополнение для 357-й стрелковой дивизии.

Из свидетельства очевидца:

«Призывников провожали сотни людей. Они бежали по берегу, махали платками, шапками, что-то кричали, многие плакали».

Прочел я это – и комок к горлу. Ведь тогда в эту дивизию отправился служить мой дед – Василий Георгиевич Константинов (через восемь месяцев он пропадет без вести подо Ржевом). Доставили. И без паузы – полный вперед – помчались на помощь попавшим в большую беду маленьким ленинградцам.

Эвакуация из города, который окружали агрессоры, осуществлялась челночными способами. Сперва по железной дороге – в Ярославскую область. Там тоже было небезопасно: бомбежки, с которыми долетали немецкие самолеты, угроза высадки вражеских десантов, нехватка жилья, продовольствия, теплой одежды. 28 октября принимается решение:

«Эвакуировать детей… в количестве 14 342… водным транспортом в Молотовскую область».

В память четвероклассницы Люды Трубниковой врезалось:

«Под завывание сирен – сигнал воздушной тревоги – мы пешком добрались до волжской пристани. Больных и вещи везли на телегах. Холодало, а почти все мы были легко одеты. Дошли.

По сходням поднялись на небольшой колесный пароход «Златовратский». Вместо положенных по нормативам 250 пассажиров пароход взял на борт свыше тысячи да еще багаж. В Рыбинском водохранилище перегруженное судно село на мель и остановилось. Снялись с огромным трудом через несколько часов.

Суда шли, потушив огни. Бакены на реке и береговые знаки были сняты, чтобы лишить ориентиров немецкую авиацию. Где фарватер – вспоминай или догадывайся. Чтоб не столкнуться – подавали короткие гудки.

Было морозно. Когда дошли до Волги, ее уже сковывало льдом, заметало снегом. По ней уже ходили пешком и катались на лыжах».

Листаю архивные документы и убеждаюсь – беда подступила: дети «истомлены, истощены, выглядят крайне скверно»; «наблюдается большая завшивленность, зафиксированы инфекционные болезни…»

Партийно-государственное руководство Прикамья, речники Камы загодя готовились к приему. Согласно постановлению Совнаркома СССР № 8766-рс от 24 августа 1941 года, на территории области в разы увеличилось количество мест в детских учреждениях. Для них выделялись фонды продовольствия и промтоваров.

В сентябре-октябре, прорвавшись через кольцо блокады, в Молотов приезжают уполномоченные различных организаций и учреждений Ленинграда. Еще 26 октября в Ярославль ушла телеграмма:

«Молотовская [область] согласна принять двенадцать тысяч ленинградских детей».

В начале ноября на Волге температура понизилась до минус 8–12 градусов. На Каме и того холодней. Начался сплошной ледоход. Между тем в пути и на пристанях находилось 121 судно, сотни барж (на которых перевозилось около 50 тысяч человек, масса грузов). Большинство из них вмерзло в лед.

Галина Данилова, воспитательница:

«Опасность гнала нас всё дальше на Восток. И вот огромный волжский пароход несет нас в своем железном трюме по Волге, по Каме, сквозь стужу и льды. Огромными глыбами они все гуще наплывают на пароход, все чаще с треском сотрясают его. И могучий гигант, скованный белой стеной, вынужден остановиться… Мы сошли с парохода в темноту и холод безлюдного берега» (свидетельство из книги «Дети Ленинграда на Урале», 12+; Пермь, 2019).

…Встреча произошла там, где в Волгу впадает Кама. Со «Златовратского» по сходням Люда Трубникова и ее спутники перебрались на «Веру Фигнер».

Свидетельствует Валентин Трыков:

«Это был очень чистый, большой и комфортабельный пароход… Здесь нам разрешили посмотреть работу машин… В машинном отделении всё блестело чистотой и смазкой. Кочегары – и те вроде были чище. Пароход был первоклассным».

Люда Трубникова:

«Воспоминания Валентина касаются размещенных наверху, в каютах, детсадовцев. Ехавших с воспитателями и нянечками. Взявших с собой продукты. Нам – школьникам – выпало ютиться в трюме, спать на нарах или просто на настеленных досках.

Мы болели, овшивели; питались скудно – кусочку хлеба радовались. Нас сопровождала лишь одна учительница. Хотя матросы делились с нами своими пайками, одеждой, как могли, успокаивали-обнадеживали».

Речники делились теплом – душевным и в буквальном смысле: протянули пожарные рукава и пустили по ним горячую воду – для отопления. Горячим паром уничтожали и вшей. Рискуя сломать плицы гребных колес, пароход продирался среди льдин. Экипаж круглые сутки находился на ногах.

Предельное напряжение потребовалось при прохождении опасных Мушкаринских перекатов, где таилась тьма песчаных отмелей. Добрались до Сарапула, откуда в Прикамье предстояло следовать поездом. Сердечно и с чувством исполненного долга распрощались матросы с юными пассажирами. Главное – все живы.

Значимость совершенного становится очевидной, если сравнить с судьбой эвакуировавшихся на других судах. Полны драматизма и воспоминания директора ленинградской школы № 314 Евгении Азанчевской:

«Сначала нашу школу эвакуировали в село Ильинское Ярославской области. В середине октября… решено было переэвакуироваться. Обитателей и нехитрое хозяйство нашей и других шести школ разместили на пароходе «Калинин».

Теснота на нем была такая, что ни помыться, ни переодеться возможности не представлялось. Плохо оказалось и с питанием – даже не потому, что нечем было кормить. На все семь образовательных учреждений была одна плита, где можно поставить на одну группу единственный котел…

Иногда очередь кухарить выпадала ночью. Тогда детям выдавали холодную кашу один раз в день. Воду кипятили в огромном самоваре. Хлеб получали на стоянках по 400 граммов. В итоге дети худели и слабели на глазах…

Утром Кама оказалась напрочь скована льдом. Температура – минус 35 градусов. В ледяной панцирь реки вмерзли все пароходы, а на их борту были дети и педагоги из тридцати трех школ».

Из письма Елизаветы Ефимовой, сопровождавшей детей сотрудников Эрмитажа:

«Дорога была длинная и трудная, и самое тяжелое было то, что наши ребята почти все болели корью, которую мы подцепили на пароходе, и так наше путешествие продолжалось 38 дней. Трое умерло».

А что с Людой Трубниковой и ее одноклассниками? Едва державшихся на ногах от истощения маленьких пассажиров накормили, наскоро провели сан-обработку, посадили в поезд. Повезли в Молотов (Пермь).

«Оттуда нам выпало ехать в детдом села Тауш Чернушинского района», – вспоминает Людмила Александровна.

Там она с тех пор и живет. В 2020 году ленинградке исполнилось девяносто лет. Трубникова хранит память о своем спасении. «Веру Фигнер» она помнит. Людмила Александровна надеется, что судно удастся поднять со дна реки, где оно покоится более полувека, и отреставрировать.

Аркадий Константинов,
кандидат исторических наук