СТО ИСТОРИЙ О ПЕРМСКОМ БАЛЕТЕ
Чуть больше двух лет остаётся до столетия Пермского балета. Датой его рождения считается премьера двухактного балета «Жизель» Адана, который дала хореографическая студия Перми 2 февраля 1926 года. Студийцы – дети и взрослые (в основном, молодые рабочие) – занимались в небольшом деревянном флигеле под руководством актеров театра. История сохранила даже имя педагога и режиссера-постановщика – танцовщик Борис Щербинин. До Большого Балета в Перми оставалось целых пятнадцать лет...
Пермская краевая газета «Звезда» начинает цикл публикаций «Сто историй о Пермском балете», посвящённый этому событию.
Эту историю нужно внести во все учебники для юношей, обдумывающих житьё. И не только для них.
Жил-был мальчик, младший ребёнок в многодетной семье металлургов. Зачем-то ходил в танцевальный кружок и даже добрался до балетной студии при Челябинском театре оперы и балета. И мальчика однажды выпустили на сцену, где он почувствовал странное, непривычное клокочущее чувство счастья за грудиной, где, по некоторым свидетельствам, обитает душа…
Пришло время определяться с профессией, и наш герой послушно отправился за братьями в металлургический техникум, в котором проучился целых два года. А потом судьба опомнилась и устроила мальчику встречу с педагогом Пермского хореографического, который посоветовал парню показаться в училище. И 16-летнего студента металлургического техникума приняли в «интернат для балетных»…
Это невероятно, но Виталий Иванович Дубровин, многолетний директор Пермской балетной труппы, попал в училище не в десять лет, как положено, а в шестнадцать!
Дома был, конечно, скандал (бросить техникум на третьем курсе!), Виталий, кажется, грозил самоубийством, и родители, скрепя сердце, смирились. В Пермском хореографическом тогда как раз открылся экспериментальный класс, решили набрать способных «переростков» и посмотреть, что выйдет…
Очень резало слух – «интернат для балетных», но глубинный смысл этих слов Виталий осознал чуть позже… Много пришлось нагонять: занимался сквозь слёзы и спал, ни на что другое сил не хватало. Стиль обучения в хореографическом в те времена был жёстким: занимаешься вполсилы – запросто получишь удар по спине, по ногам. Не потому, что педагог жестокий, а потому что балетный век короток, и в театр ты должен явиться готовым танцовщиком с запасом партий.
Сахарова ворчала: ноги тяжёлые, выворотности нет. «Летающий мотороллер! – мог в сердцах выкрикнуть его педагог Юлий Плахт…Танцы же нужны! – то и дело звучало в стенах училища.
Танцы были нужны настолько, что из экспериментального класса для шестнадцатилетних, куда набрали четырнадцать человек, из-за перегрузок осталось четыре. Кто-то, не выдержав, бросал сам, кого-то отчисляло руководство школы. Дамоклов меч отчисления висел над каждым, в том числе, и над Дубровиным. Бог с ней, с балетной сценой, – думал Виталий, – а вот что он скажет родителям?..
Незадолго перед выпуском Володя Толстухин (художественный руководитель Пермского хореографического – ред.), один из четырёх оставшихся, предложил Виталию съездить в Нижний, показаться в театре. Друзья приехали в Горьковский театр оперы и балета, и первым человеком, которого они там встретили, оказался их педагог Юлий Плахт. Без разговоров он спустил Дубровина с лестницы, коротко крикнув в пролёт:
– Ты будешь работать только в Перми!
В Пермский оперный Виталия Дубровина взяли на последнем курсе, в марте 1967-го. Он дебютировал в премьерном спектакле «Раймонда» в Венгерском танце, где выходил с уже известной балериной Татьяной Колотильщиковой.
До «Раймонды» был только вальс в кордебалете Лебединого. Этот вальс Виталию Ивановичу не забыть никогда. В самый ответственный момент балетная туфля дебютанта сорвалась с ноги и на глазах у изумлённой публики улетела в оркестровую яму.
Как кричал тогда Плахт, обзывая Дубровина школьником и «летающей крепостью»! И началось: восьмичасовые занятия у станка, вечером – спектакль, а утром – снова в класс. По сути, ничего не изменилось, только нагрузка прибавилась.
– Бывало, иду после дневной репетиции, – вспоминал много позже Виталий Иванович – и не знаю, дойду домой или упаду на улице.
Родители жалели: «…может, бросишь?». Я и слышать об этом не мог; в результате, в Пермь приехала бабушка и взяла на себя трудный быт.
Несмотря на внешность и рост «принца», Дубровин долго танцевал только характерные партии. И дело было не столько в амплуа, сколько в сложных воздушных (премьерских!) прыжках, которые, например, великолепно исполняли два штатных» «принца» театра – Кирилл Шморгонер и Лев Асауляк.
И опять – бесконечные занятия в классе до темноты – за окном и в глазах. Друг во «Фресках Эльсинора», Паоло в «Франческо да Рамини», Арамис в «Трёх мушкетёрах», Сильвио в «Слуге двух господ», Танец с саблями в «Гаяне», Боярин и Аврам в балете «Царь Борис», Парис в «Ромео и Джульетте», Рыбак и Дирижёр в «Береге надежды», Друг в «Жизель», Отец и Его Сиятельство в «Анюте», Дроссельмейстер в «Щелкунчике», Гармодий в «Спартаке»…
Для успешной карьеры в балете требуется совпадение множества составляющих, и одна из важнейших – встреча с Балетмейстером. Когда Николай Боярчиков возглавил Пермский балет, он сразу выделил Виталия Дубровина. Пиком этого творческого дуэта стала партия Орфея в легендарном «Орфее и Эвридике», поставленном на рок-оперу Александра Журбина.
– Я стал лауреатом премии пермского комсомола именно за Орфея, – вспоминает Виталий Иванович. Сейчас такая награда мало о чём говорит, но тогда это было почти всесоюзное признание!
Никто не ожидал такого ажиотажа. Билеты спрашивали за три квартала от театра, народ брал кассу приступом, на каждый балетный билет в нагрузку давали два оперных, театральный сквер патрулировала конная милиция… Власти сами отчасти спровоцировали шквал эмоций вокруг «Орфея», пытаясь запретить спектакль, в котором артисты танцуют босыми.
Но новаторство было не только в этом. Боярчиков предложил такую сложную хореографическую лексику, что мы (Галина Шляпина – Эвридика, Кирилл Шморгонер – Харон) просто рыдали на репетициях. Кровь и слёзы, почти как в училище. Но это – мой лучший спектакль...
С Боярчиковым было связано ещё одно фантастическое событие – для пермских артистов балета (1977 год!) рухнул железный занавес, и труппа отправились на гастроли по Латинской Америке: Мексика, Колумбия, Эквадор, Коста-Рика… Другая планета. Зритель, который первый раз вживую увидел балет. Представьте картинку: после спектакля в гримёрку вбегают женщины и в порыве благодарности снимают свои украшения – для русских артистов…
И всё-таки чаще в те партийно-комсомольские времена труппа Пермского оперного выступала в сельских клубах. А что такое сельский клуб семидесятых? Несколько часов в холодном автобусе по тряской дороге, дощатый пол, а ночью – возвращение назад. И отказаться нельзя.
– Как там принимали! С восторгом, со слезами на глазах. Люди живут в деревнях, в райцентр не могут выехать, ходят в резиновых сапогах, работают в поле и в коровнике, и тут им привозят балет… Мы ехали не потому, что надо – мы любили такие гастроли. Как-то, помню, пригласили в Кировскую область на птицефабрику. Приезжаем – мало того, что дощатый пол, так он ещё и весь в дырах, в пробоинах. Нет, говорим, танцевать невозможно технически. Вы бы видели эти лица!.. Всё-таки дали концерт – нам устроили получасовую овацию. Балет считается уделом избранных и у нас, да, особенный зритель. Но тогда, на дырявом полу в кировской глубинке, я понял – мы необходимы не столько эстетам, сколько людям, живущим тяжёлым трудом, которые не всегда могут добраться в театр, прикоснувшись к искусству.
Именно при Боярчикове начался отток пермских танцовщиков в столицы. Любовь Кунакова, Ольга Ченчикова, Надя Павлова, Галина Шляпина, Марат Даукаев, Юрий Петухов – список очень и очень длинный.
Виталий Дубровин не раз и не два отказывался от самых лестных предложений, посвятив Пермскому оперному пятьдесят два года и став вечным директором труппы. При театре выросла его дочь Маша и тоже стала балериной.
Много лет Мария Дубровина и её супруг Алексей Тюков, премьер Пермского балета, работают в США, открыв собственную балетную школу. Много лет у них не получалось уговорить родителей Маши на переезд. Виталий Иванович очень долго откладывал это решение, а два года назад неожиданно согласился. Это было так невероятно, что сначала никто не поверил.
Если честно, не верится до сих пор…
Наталья Земскова
На снимке: справа - Виталий Дубровин в балете «Орфей и Эвридика».
Фото из архива Виталия Дубровина.
